
Лекция Сергея Владиленовича Кириенко в НИЯУ МИФИ
Добрый день, дорогие друзья, уважаемые коллеги!
Я рад возможности сегодняшней встречи, я думал задать какую-то тему для выступления. Но в мире столько всего происходит! Поэтому тема сегодняшней лекции "Как дела?" Знаете определение зануды? Зануда – тот человек, который на вопрос "Как дела?", действительно рассказывает, как дела. Я побуду сегодня занудой, поскольку считаю то, что происходит сегодня в мире, принципиально важно для развития атомной отрасли и нас с вами.
Начну с энергетики мировой. Мы говорили сразу после Фукусимы, что пройдёт год, два, максимум – три, и всё придёт в норму, эмоции отойдут на второй план, появится чёткий профессиональный анализ и пойдёт масштабное развитие атомной энергетики. Сейчас можно говорить, что это фактически произошло. В этом году, по данным МАГАТЭ, в мире сооружается 72 новых атомных реактора, что на 10 больше, чем в прошлом году, т.е. идёт прирост. По оптимистичным прогнозам МАГАТЭ, до 2030 г. мощность мировой атомной энергетики удвоится. Весь мир следит за постфукусимским сценарием развития атомной энергетики. География, правда поменялась – на этом я остановлюсь чуть позже.
Давайте честно ответим на вопрос "Почему?". Меня, конечно, это радует, вас это радует, мы – патриоты атомной отрасли, но надо понять, почему это произошло, и в чём конкурентоспособность атомной энергетики. Почему всё новые и новые страны принимают решения развивать у себя атомную энергетику? Причин несколько. Фундаментальная причина – энергетический потенциал вещества, с помощью которого мы получаем энергию. Это понятная вещь, но когда вдумаешься в разницу: чтобы произвести один МВт/ч электроэнергии нам понадобится ~310 кг угля, а на некоторых типах станций и по 340-350 кг, нефти - 210 кг, а если мы это будем делать на АЭС – то от одного до трёх граммов урана. Сопоставьте 340 кг и один грамм – вот он, потенциал энергетической ёмкости вещества, который является фундаментальной основой. Из этого следуют еще несколько вещей. Запасы… На сколько осталось углеводородов – на 30, 50 лет?!.., по этому вопросу возможны бурные дискуссии, и в то же время понятно, что запасы урана, особенно если включить в них уран-238, будут расходоваться столетиями. А это совсем другие возможности обеспечения запасами АЭС и, соответственно, страны. Понятно, что запасти газа на десять лет вперёд невозможно физически, да и угля тоже. Запасти топливо для АЭС на десять лет – вообще не вопрос. С точки зрения транспорта мы ежегодную смену топлива обеспечиваем одним-двумя самолётными рейсами. Чтобы обеспечить таким образом угольные станции, надо выстроить огромную логистику. Наши китайские партнёры объясняют, что при их росте потребления электроэнергии, выбор в пользу атомной энергетики – в первую очередь из-за логистики. Простой расчёт показывает, что если они сохранят долю угольной генерации, то проблема не столько в экологии, а в том, что такое количество угля не перевезут китайские железные дороги. Ещё один аргумент – цены. Во-первых, не вступая в дискуссию, приведу пример. Германия после Фукусимы стала сворачивать атомную энергетику. Уже есть оценки немецких экспертов, не мы считали, 35-40 млрд. евро – плата за досрочный вывод АЭС из эксплуатации и переход на другие источники энергии. Рост цен для потребителей тоже очевиден (от 20 до 30%). В Германии и так тарифы были в полтора раза выше, чем в остальной Европе, а сейчас – вдвое. После этого целый ряд развивающихся стран переходит на атомную энергетику. Может быть, Германия настолько богата, но мы не можем себе позволить разбрасываться такими деньгами, чтобы даже ставить вопрос об отказе от атомной энергетики, экономика не позволит. Немаловажный фактор - колебание цен. С точки зрения экономики надо знать предсказуемые цены и вытекающую отсюда окупаемость инвестиционных проектов. За последние три года цены на уран колебались достаточно серьёзно (падали до 28$ за фунт и поднимались до 44$), но в целом по АЭС колебание не превысило 7%. Доля урана в цене кВт/ч – маленькая, считанные проценты, а доля угля и углеводородов – больше 50%. На тепловых станциях цена кВт/ч колебалась за то же время на 61%. Экология тоже имеет большое значение. Для масштабной энергетики понятно, что многое зависит от природных условий. Ни ветер, ни Солнце не могут дать достаточного количества электроэнергии. Есть ветер – работают ветряки, нет ветра – надо ставить дополнительные мощности (тепловые или атомные). Атомная энергетика может давать большой масштаб и давать его предсказуемо, независимо от природных условий.
Есть ещё один фактор, с которым мы сталкиваемся. Это уровень технологического развития – для развивающейся страны, иметь у себя АЭС – это переход в Высшую лигу, т.е. это новый технологический уклад, другие требования к образованию, инфраструктуре, и общее понимание того, что мы ещё не всё знаем о том, какой будет энергетика будущего через 20-30-40 лет, но практически не приходится сомневаться, что путь к этой энергетике, будет ли она термоядерной или какой-то другой энергетикой, лежит через технологический уклад, знания, науку. Это, в первую очередь, связано с развитием атомной отрасли.
Все эти причины подталкивают всё новые страны либо к продолжению сооружения АЭС, либо к созданию АЭС в стране. Причём, что важно, среди стран, объявляющих о программах развития атомной энергетики есть те, запасы углеводородов у которых значительны: Россия, ОАЭ, Алжир, Бразилия. Есть также ряд стран, у которых великолепные запасы углеводородов, но которые, тем не менее, запускают программы развития атомной энергетики.
Это общая картина в мире, а что у нас, в России? Мы имеем одну из крупнейших программ создания АЭС в мире. По количеству сооружаемых одномоментно блоков нас превосходит только Китай с условием поправки, что это не просто национальная программа, в Китае строят все: мы, Франция, США. Это глобальная программа и, с учётом этого, их программа превосходит нашу по количеству сооружений. Если же считать то, что они строят сами, то наша программа самая мощная. В тот момент, когда мы с вами разговариваем, идут работы на девяти блоках только на территории России. Я не считаю блоков за рубежом. По количеству сооружаемых блоков за рубежом и заключённых контрактов мы устойчиво занимаем первое место в мире. В этом году произведено два запуска, т.е. мы вышли на советский уровень, когда ежегодно запускался блок, а то и два. У нас состоялся запуск экспериментального реактора на быстрых нейтронах на Белоярской АЭС и идёт подготовка к пуску третьего блока Ростовской АЭС. Сегодня мы встречались с представителями студенческих стройотрядов, в т.ч. стройотряда МИФИ, и я благодарил их за отличную работу на этом объекте, потому что третий блок сдаётся досрочно. Обычно такие объекты сдаются чуть позже намеченных сроков, поскольку являются очень сложными и многопрофильными. По всем планам, как нашим, так и намеченным Правительством, третий блок должен быть сдан в 2015 г., но реально сдаётся в 2014-ом. Мы имеем масштабную государственную поддержку и надо понимать, что всё, что происходит в атомной отрасли сегодня - результаты приоритета, который предоставили отрасли Президент и Правительство РФ, причём поддержав не только политически, но и финансово. Несмотря на все сложности, в бюджете выделены целевые деньги на строительство АЭС в России и за рубежом.
Мы должны понимать, что в России в ближайшие 10-15 лет мы построим меньше АЭС, чем предполагалось, когда начиналась разработка программы развития атомно-промышленного комплекса. Мы оценивали прогноз потребления Минэнерго и тогда ещё существовавшего РАО "ЕЭС", который они выдавали. Может быть вы слышали, был такой знаменитый "Крест Чубайса", на котором одна кривая отражала рост энергопотребления, а другая показывала, как будут выбывать мощности, построенные ещё в СССР. Этот крест должен был пересечься в 2007-2008 гг, в крайнем случае - в 2010-м. Этого не произошло. Причин у этого несколько. Видимо, сказался мировой кризис, темпы роста всех экономик замедлились, соответственно и темп роста российской экономики был меньше. Сейчас к этому добавился новый виток кризиса, падение цен на нефть, ну и санкции сюда что-то добавили. Поэтому, понимая, что потребление электроэнергии растёт значительно медленнее, чем когда-то предполагалось – это первое. Надо ещё и понимать, что существенный вклад вносят технологии энергосбережения. Мы сами этим занимаемся, и уже в два раза превысили собственный план. Мы считали, что сэкономим 15%, а вышли на показатель 25-27%, и к 2015 г. сэкономим до 30%, поскольку появились новые технологии, позволяющие экономить электроэнергию.
Что это значит? Это означает то, что нам не нужна постройка АЭС для галочки, как памятника, который поставили – и пусть себе стоит. Нам надо построить конкурентоспособный объект, который продаёт продукт, который покупают. Это означает то, что график сооружения АЭС в России определяет не желание Росатома, а потребности Минэнерго России, которое задаёт когда, где и какие мощности ему потребуются. Это значит, что мы должны пересмотреть свою программу. Она сохранит свой серийный характер, количество блоков, которые мы сооружаем в России не изменится потому, что, во-первых, надо заместить выбывающие блоки, эту работу никто не отменял, во-вторых, темпы роста всё равно будут приводить к увеличению потребления, просто медленнее, чем предполагалось, и в третьих, мы считали, что должны вводить по два, а то и по три блока в год, но сегодня понимаем, что программа развития атомной энергетики в России устойчиво требует пуска одного блока в год, в отдельные годы будет два блока. Как в этом году, так и в 2012- ом мы вводили по два блока.
Что в связи с этим делать? Мы развернули у себя масштабную программу под ввод двух блоков в России и одного за рубежом, развили инфраструктуру, отечественное машиностроение, добавили урана, топливный цикл. Мы можем обеспечить четыре-пять блоков в год. Пять – это, скорее, предел возможного, но четыре комплекта мы в состоянии обеспечить прямо сейчас. Мы для себя три года назад, в конце 2010 - начале 2011 г., сделали этот анализ и поставили себе задачу: Давайте попробуем сделать манёвр! Если мы хотели делать 2/3 программы в России, а 1/3 - за рубежом, но поскольку развитие программы в России будет идти медленнее, чем предполагалось, тогда нам либо придётся умерить свои амбиции и строить меньше станций, либо довольно нахально поставить себе цель: амбиции сохраняются, и тогда мы должны 2/3 программы делать за рубежом, а базовую треть – фундамент, на который мы опираемся, опорный заказ, делать в России.
Возможно ли это? Понятно, что нас никто не ждёт в мире, да и не ждал никогда, а в свете событий этого года, санкций и общеполитических попыток давить на Россию, уж подавно не ждёт. На прошлой неделе я разговаривал с одним из руководителей, фамилию называть не буду, это был доверительный разговор за ужином. Это был руководитель одной из крупных европейских энергокомпаний, который мне сказал: Пять-шесть лет назад мы вас списали. В общем, в своих внутренних документах мы писали, что российская атомная отрасль – это хорошая технологическая школа, неплохие учёные, хорошие инженеры, но всё это в прошлом, потому что АЭС давно не строят, сейчас они доэксплуатируют свои старые станции, они будут потихоньку выбывать и это хорошая для нас площадка, откуда мы будем добывать ресурсы, вербовать людей и, может быть, сбрасывать им какие-то второстепенные заказы из-за дешёвой рабочей силы. Когда мы оценивали конкуренцию на рынке – вас мы не учитывали.
Такова реальность. Тем не менее, мы поставили себе задачу с поворотом стратегии собрать большинство заказов на мировом рынке. Для этого надо было войти в перечень компаний, которые конкурируют на мировом рынке. Для этого нужно быть лидером рынка развития атомной энергетики.
Какие основания? Не авантюра ли это?! Основания наши следующие: первое – безопасность АЭС, в России продолжается программа достройки АЭС, хоть новые и не строятся, но есть опыт эксплуатации, научных работ, которые не останавливались и, парадоксальная вещь, в поддержку российской атомной отрасли сыграли события на "Фукусиме". Странно, хотя трагедия на "Фукусиме" и ударила по мировой атомной энергетике, у нас вырос объём заказов. Причина следующая: поменялось отношение к приоритетам безопасности.
Вот до событий на "Фукусиме" я помню, как разговаривал с руководителями атомных отраслей стран-заказчиков и слышал: Ну, атомные станции, они же примерно одинаковые все! (Это как с машиной, можно купить "Мерседес", "Майбах", а можно и на "Жигули" денег набрать и просто ездить. Не так престижно, но ездить можно, какая разница?!) В таком случае, раз они примерно одинаковые, мы можем купить и подешевле. А вот после "Фукусимы" ситуация коренным образом поменялась и стало понятно, что это совсем не одно и то же. Возникли постфукусимские требования безопасности, которые формулируются очень просто: это должна быть такая АЭС, которая если бы весной 2011 г. оказалась в месте землетрясения и удара цунами, обеспечила бы безопасность, не работоспособность, а по крайней мере безопасность и продолжала бы устойчиво функционировать. Вот эти постфукусимские требования, уровень атомной энергетики 3+ и привели к тому, что заказчики поменяли свои требования и сказали, что не хотят экономии ценой безопасности. Поэтому только проверенные референтные технологии. Это наше первое преимущество, поскольку Россия - единственная страна, которая может предложить посфукусимскую технологию не на бумаге и в расчётах или на компьютерной модели, а в материале, т.е. можно придти и пощупать. Последние станции, которые мы строили: Тяньваньская в Китае и "Куданкулам" в Индии. Мы закладывали туда сочетание пассивных и активных систем безопасности и наши коллеги говорили: Вы с ума сошли! Куда вы набиваете АЭС таким количеством пассивных и активных систем безопасности?! Она явно будет дороже! Получилось и вправду несколько дороже, но теперь делегации со всего мира едут посмотреть на АЭС постфукусимского типа, уже построенную, которую можно потрогать и проверить её работоспособность.
В чём ещё наше преимущество? Я уже сказал, что объём и масштаб программы развития атомной энергетики остались соответствующими дофукусисмскому прогнозу, а география поменялась. Предполагалось, что основной объём сооружаемых блоков придётся на развитые страны. Германия полностью отказалась от программы, Франция развивает её, но медленно. Сейчас самый большой спрос идёт со стороны развивающихся стран Юго-Восточной Азии, Китая, Индии, Индонезии, Таиланда, североафриканских стран. Недавно подписано соглашение с Алжиром, ведутся переговоры с Египтом, Иорданией, ОАЭ. Саудовская Аравия размышляет над программой. Латинская Америка довольно активна: Аргентина, Бразилия, сейчас Перу начало рассматривать программу сооружения АЭС. Это страны без опыта, без инфраструктуры, без специалистов.
Что поменялось в заказе? Теперь заказчик другой. Если раньше шли заказы от стран, которые всё умели сами и говорили о раздельной контрактации, т.е. реактор заказывали у одного, машинный зал у другого, топливо у третьего, и окончательный монтаж делали сами, то теперь заказы идут от стран, которые ничего этого не умеют. И они делают правильный вывод: Мы не можем всё закупить у разных поставщиков, потому что нет гарантии, что мы сумеем это всё собрать и эксплуатировать, поэтому для нас важен комплексный заказ. Т.е. от раздельного заказа произошёл переход к комплексному заказу "АЭС под ключ". Это первое, но это не конец. Хорошо, получили станцию под ключ, но надо где-то взять топливо для неё. К комплексному заказу следует добавить топливо на весь жизненный цикл, потому что своего нет, а надо быть уверенным, что оно завтра будет. Обучение специалистов, помощь в выстраивании национального законодательства, переработка отработанного топлива, система надзора в стране, развитие соответствующей инфраструктуры, нужен комплексный подход, нужен поставщик, который выполнит это всё.
Здесь перед нами открывается конкурентное преимущество, потому что у нас собрана вся технологическая цепочка в рамках одной компании. По сравнению с другими компаниями мы - уникальная организация, которая одновременно и орган государственного управления и хозяйствующий субъект. Это позволяет провести технологическую цепочку по одной структуре. Кое-чего не хватало, но нам сейчас очень сильно помогает то, что несмотря на все трудности, которые мы испытывали в период кризиса 2008 - 2009 гг., мы добрали технологическую цепочку. У нас не было достаточного количества урановых активов, мы разведали запасы урана в России, приобрели в Казахстане, купили урановое месторождение в Африке, нам принадлежит часть урановых запасов США, мы обеспечили себя ураном на столетие вперёд.
Мы достроили машиностроение, потому что исторически в Средмаше не было своего машиностроения, это было другое ведомство. Ныне мы достроили этот машиностроительный комплекс, который и позволяет нам иметь те самые четыре-пять комплектов.
Это позволяет нам предлагать заказчику комплексные условия. Мы приходим в страну и говорим: Мы обеспечим всё, построим АЭС, обеспечим топливом, подготовим специалистов, создадим инфраструктуру и законодательство. Важнейшая вещь – мы открыты для так называемой локализации, потому что для всех стран – наших партнёров важнейший вопрос, который они нам задают: А сколько из стоимости АЭС могут сделать наши предприятия? Как минимум, это стройка всегда, но мы имеем и очень хороший опыт передачи части производства. Понятно, что самое главное и ответственное оборудование (корпус реактора, системы безопасности, основные трубопроводы, обеспечивающие высокие температуры и давление, главный циркуляционный трубопровод) АЭС будет всегда производиться в России. Но со вспомогательным оборудованием мы помогаем и передаём соответствующие технологии, чтобы развивалась промышленность страны-заказчика. Это важнейшее конкурентное преимущество, с которым мы выходим сегодня на рынок.
Ещё одно важное преимущество – создание финансовой сферы, потому что сооружение АЭС требует огромных денег. Сегодня переговоры по строительству АЭС начинаются с того, что один блок-мегаваттник АЭС стоит от 5 млрд.$. Дальше встаёт задача доукомплектации, определяется, что заказчик хочет добрать и от этого корректируется цена. Это огромные деньги и, конечно, необходимо понимать как будет структурировано финансирование. Мы готовы и здесь оказать содействие, это важная государственная поддержка, когда Россия даёт льготные кредиты на постройку АЭС – это делают все поставщики. Есть возможность выделения денег на постройку АЭС в Финляндии – это первое использование денег Фонда национального благосостояния, причём не как кредита, а как окупаемых инвестиций. Это контракт "Строй-владей-эксплуатируй", а не действовавший прежде "Построил-сдал под ключ-получил свои деньги - распрощался". На случаи, когда заказчик не может сам эксплуатировать АЭС и был создан контракт, по которому мы выступаем инвесторами. В Финляндии мы инвестировали 34% стоимости АЭС, а в Турции (уникальный случай!) Россия соорудила четыре блока АЭС "Аккую" и является владельцем АЭС по соглашению, заключённому с Правительством Турции. По этому соглашению мы должны владеть 51% акций, а оставшиеся 49% можем продавать турецким и мировым инвесторам, а также обеспечивать эксплуатацию АЭС и снабжение топливом. Сейчас мы по схемам такого инвестирования работаем с нашими партнёрами в Азербайджане и Иордании. Итогом такого изменения географии стало то, что на рынке появился новый продукт.
Если раньше была отдельная поставка "АЭС под ключ", критерием оценки которой был кВт/ч установленной мощности, то теперь переговоры идут вокруг показателя кВт/ч произведённой электроэнергии. Заказчик говорит, что ему не важно, сколько будет стоить АЭС в постройке, важно сколько она будет стоить в эксплуатации и начинает закладывать другое решение: построить АЭС, которая будет стоить чуть дороже, но будет дешевле и надёжней в эксплуатации. Исходя из этого, у нас ведутся переговоры в Финляндии и Венгрии, проходит согласование цен, и все они идут вокруг кВт/ч произведённой электроэнергии.
Что ещё можно добавить? Для нас в этом смысле кардинальное преимущество - это изменение курсов рубля и доллара. Сегодня очень многие предпочитают критиковать Центральный банк, говоря: Как плохо, что изменился курс рубля и доллар стал дороже. Я не могу этого сказать, даже наоборот, спасибо Центробанку за то, что приведение курса рубля в соответствие с курсом доллара спасло российский высокотехнологичный экспорт. Все эти годы, пока рубль ежегодно укреплялся, нас съедали. Мы употребляли титанические усилия, снижая себестоимость АЭС на 7% (это много), а рубль укреплялся на 10% и мы теряли конкурентоспособность. Понятно, что укрепление курса рубля съедало высокотехнологичный экспорт (а не тех, что сырьё экспортируют). Плавающий курс рубля добавляет нам конкурентопособности на мировом рынке.
Теперь условия, при которых это возможно. Сначала я сказал, что мы поставили задачу такой манёвр сделать. Вот наши основания того, что мы можем его сделать, несмотря на сопротивление и то, что нас никто нигде не ждёт, на политические попытки ограничений, хотя сразу должен оговориться, что формально никакие санкции по отношению к российской атомной отрасли не действуют. Мы не попадаем под санкции и ни один из наших партнёров не отказался от проектов. С другой стороны, не стоит пребывать в розовых очках, надо помнить, что проекты сооружения АЭС – это политические проекты, и решения по ним принимаются на политическом уровне и переговоры тоже ведутся на высоком уровне. Конечно, общая атмосфера политического давления на Россию сказывается на настроении тех, с кем мы ведём переговоры и на том, в какой обстановке мы их ведём.
Условия, которые несомненно важны. Первое из них – абсолютная надёжность "Росатома" как поставщика. В атомной энергетике это вообще особая задача. Фундаментальное отличие атомной энергетики от всех других отраслей – у нас жизненный цикл несопоставимо более длинный. Срок постройки современной АЭС при подписании контракта - десять лет. Два-три года на площадке, потом сооружение блока - уже пять-шесть лет. Сейчас мы ставим задачу от бетона до пуска - 48 месяцев, но всё равно на сооружение АЭС из четырёх блоков уходит девять-десять лет.
Теперь о сроках эксплуатации. Мы сейчас говорим официально, что срок эксплуатации не менее 60 лет, но можно уверенно заявить, что это уже неправда. В этом году наш комплекс институтов обосновал срок эксплуатации стали корпуса реактора в нейтронном потоке более 100 лет. Главной проблемой было увеличение хрупкости стальных конструкций в интенсивном нейтронном потоке. Сегодня мы можем заявить о более чем столетнем сроке службы корпуса реактора. Понимая, что АЭС строится десять лет, эксплуатироваться будет 80-100 лет, далее лишь вопрос экономической целесообразности, вывод из эксплуатации, всяко больше 100 лет. Это больше жизни человека, больше жизни осознанной, трудовой и уж точно несопоставимо с выборными и политическими циклами.
Понятно, что политическая коньюнктура меняется, международные отношения меняются, но договоры партнёров по атомным проектам связывают их на очень длительный срок. Уровень независимости от политической коньюнктуры - крайне важная для нас вещь и сегодня наш принцип заключается в том, что мы всегда выполняем свои обязательства, равно как и обязательства по сооружению первой АЭС в Иране. Вспомним, насколько это было сложно и с политической, и с технической точек зрения. Никто не делал ничего подобного. Эта АЭС строилась 35 лет немцами, потом они её бросили, она попадала под ракетные удары. Когда наши специалисты начали её достраивать - в её куполе была дыра от прямого попадания ракеты. Достроить станцию по чужим чертежам, с проложенными чужими кабелями и возведённой другими инфраструктурой – такого не делал никто и никогда. Если бы вернуться назад, то я никогда не подписал бы такой контракт, проще было бы её снести и построить новую, быстрее бы вышло и дешевле. Но мы взяли на себя это обязательство и мы его выполнили. Недавно подписано межправительственное соглашение, по которому будут сооружены ещё четыре блока в Бушере и четыре блока на ещё одной площадке в Иране. Это стало возможным только потому, что мы добросовестно выполняем свои обязательства.
Соединённые Штаты Америки. У нас в последние годы были разные отношения, сейчас - плохие, были хорошие, были и ещё плохие. Но все эти годы действовал контракт, по которому высокообогащённый уран для военных целей разбавляли до уровня топлива для АЭС и поставляли в США за деньги. Половина потребностей реакторов США покрывалась этими поставками. За 20 лет не было срывов, отношения были разные, но мы добросовестно выполняли свои обязательства и ни одна поставка нами не была сорвана.
Приведу ещё один пример - Украина. Точно не самый лучший период в отношениях сейчас между нашими странами, но поставки на украинские АЭС обеспечиваются топливом российского производства. Там ещё есть несколько экспериментальных установок "Вестингауз", но в основном всё поставляется из России. Атомная энергетика обеспечивает львиную долю потребностей Украины в электроэнергии и недавно правительство Украины объявило о необходимости увеличения этой доли до 60-65% всей выработки. На следующий год заключён контракт, мы не сорвали ни одной поставки. Надо при этом учитывать и то, что наши украинские партнёры не срывали платежей. У нас нет никаких проблем, они платят, мы - поставляем и считаем это первостепенно важным.
Что ещё имеет значение? Готовность и открытость к партнёрству. Во всех странах мы ведём создание совместных предприятий, включаем партнёров в технологическую цепочку, чтобы они были не только заказчиками. Это осознанная логика, мы приняли такое решение потому, что атомная энергетика – это глобальный рынок, он не существует на территории какой-то отдельной страны. Раз это глобальный рынок, то мы полностью открыты к партнёрству и у нас есть совместные предприятия практически на всех рынках с крупными, серьёзными, ответственными компаниями либо этой страны, либо с глобальными компаниями. Это позволяет нам работать на тех рынках, где у нас раньше не было опыта соответствующей работы.
Что бы я ещё добавил? Ну, конечно, общественная приемлемость, особенно после "Фукусимы", является основным условием. Кстати, социологи по нашему заказу замеряют соответствующий показатель в России, а мы за ним следим. Это - баланс общественного мнения. Ведь есть какая-то часть людей, которые считают, что атомную энергетику следует активно развивать, просто развивать и поддерживать, а есть те, которые считают, что необходимо сокращать или вообще это прекратить. Вот мы и следим за этим балансом, после "Фукусимы" он был непростым. Разница между сторонниками и противниками составляла всего 11%. Более 50% всё равно считало, что атомную энергетику надо развивать, но это было хрупкое преимущество. На сегодня у нас превосходство над противниками в 53%. По опросу "Левада-центра" тех, кто считает, что атомную энергетику необходимо развивать - 72%, против - 6%, за ограничение - 12%. У нас полное преимущество в 54%. По опросам молодёжной аудитории ещё больший перевес сторонников - 64%.
Что здесь особенно важно? Абсолютная открытость. Мы для себя давно сделали выбор. Не надо ничего придумывать, не надо никаких специальных агитационных мероприятий, нужно просто открыть информацию - и она будет работать сама за себя. У нас кардинальные изменения произошли, когда мы вывели систему датчиков АСКРО (Автоматизированная Система Контроля Радиационной Обстановки) - они вокруг всех наших объектов есть, в интернете. Мы устали опровергать, особенно по весне и по осени. Не знаю, с чем это связано, с сезонными циклами или с психикой отдельных людей, но регулярно появляются в интернете истошные сообщения, что на таком-то объекте произошла страшная катастрофа, радиоактивное облако движется в сторону ближайшего города, народ начинает травиться йодом или что-то подобное происходит. Мы были вынуждены давать опровержения, два-три дня уходило на то, чтобы всё успокоилось, поскольку тревожные слухи распространяются быстрей, чем успокаивающие сообщения. В конце концов надоело, вывели систему датчиков на пульт управления, тоже самое может увидеть каждый из вас, зайдя в интернет и посмотрев систему мониторинга. С тех пор ни одного подобного психоза не наблюдалось, поскольку каждый, кто услышал слух, легко мог его проверить и всё заканчивалось. Только открытость информации, кстати, этот вывод мы сделали, когда стали сравнивать реакцию на опасность или беспокойство об опасности в разных городах, и выяснили парадоксальную вещь для себя. Обычно как бывает? Чем ближе к опасности, тем беспокойства больше. Так вот, в атомной отрасли всё с точностью до наоборот. Самый низкий уровень беспокойства и самый высокий уровень поддержки именно в городах вблизи АЭС. Пониже уровень поддержки и выше уровень беспокойства в городах, расположенных в 100-200 км от АЭС, а самый высокий уровень беспокойства в городах за 500-1000 км. Опасности там точно не больше, а уровень беспокойства - высокий. В чём причина? Причина проста, мы разобрались в ней. Люди, которые живут рядом с АЭС, у многих из них есть родственник, знакомый или знакомый знакомого, работающий на АЭС. Если тебе рассказали, что случилось, можешь не верить начальству, газетам, а позвонить другу: Вася, у вас что-нибудь случилось? Он ответит: Нет. - и ты ему веришь, потому что у вас доверительные, человеческие отношения. Чем дальше от АЭС, тем меньше таких знакомых, а сплетен и слухов в интернете примерно такое же количество. Из этого следует, что надо максимально открыто дать информацию и ничего больше не требуется. Поэтому мы открываем общественные центры во всех городах, где присутствует атомная отрасль, то же самое мы делаем и для наших партнёров в зарубежных странах.
Ещё одно условие, крайне важное, это условие эффективности. Понятно, что всё это - жесточайшая конкурентная борьба. Мы нигде ни один контракт не получили вне конкурентной борьбы. Это может быть тендер, могут быть просто переговоры, ряд заказчиков не объявляет публичного тендера потому, что в тендер нельзя заложить условия локализации, условия финансирования, просто ведут конкурентные переговоры. Зовут тех же поставщиков, и сталкивают их друг с другом лбами. Это всегда жёсткая конкурентная борьба.
Что должно быть? В первую очередь – снижение затрат, но не ценой безопасности – это не обсуждается, но при прочем уровне безопасного обеспечения надёжности, снижение затрат - важная вещь.
Что это у нас? Закупки, вот в этом году мы закупаем на 600 млрд. руб. - общая программа закупок атомной отрасли. Вы понимаете, что экономия в 10% от 600 млрд. - это большие деньги, но и экономия в 1% - тоже большие деньги. Поэтому мы перешли на 99,8% к открытым электронным торгам. Есть жёсткая конкуренция. Когда мы запускали Федеральную целевую программу развития атомного энергопромышленного комплекса, был риск, что сейчас начнём закупать и цена начнёт расти, спрос и предложение, мы увеличим спрос, увеличится цена. Знаете, я вам скажу цифру, которой я горжусь. Оборудование для АЭС, когда мы начинали программу, производили монополисты. Да, наши любимые, заслуженные предприятия, но монополисты. Четыре года работы ушло у нас на это и начиная с конца 2011 г., а с 2012-го гарантированно, у нас нет ни одной единицы оборудования для АЭС, которую не производило бы более 3-4-5 производителей. Нет больше ни одной монопольной поставки. Это - первое, а вот цифра, которой я горжусь - другая. Она - следующая, хотя и это тоже хороший результат. Мы на сегодня сравниваем то оборудование, которое закупали в 2008 г., когда начинали первую АЭС строить по новой программе и которое закупаем сейчас. Мы закупаем чуть дешевле по абсолютной цене, чем в 2008 г. Если добавить к абсолютной цене инфляцию, сделать сопоставление цены, то сейчас мы покупаем на 78% дешевле, т.е инфляция должна была дать 78% к цене по официальной статистике.
Почему? Создана жёсткая конкуренция.
Что ещё здесь работает? Важнейшая вещь - время. Не только цена АЭС, но и время, за которое мы её строим, потому что кВт/ч произведённой электроэнергии, в нём начинают считаться издержки на привлечённый капитал, неважно взял ли заказчик кредит или инвестор вложил средства, он всё равно считает стоимость капитала и одна и та же АЭС, построенная за четыре года или за шесть лет, имеет совершенно разные конкурентоспособности и возможности. Это уровень производительности труда и вообще задача обеспечения эффективности принимаемых решений везде, где только можно. IT-решения, понятно, что мы уже перешли от 3D-моделирования к мульти-D, где в режиме реального времени не только три точки координат конструкции, но там же заложены необходимые трудовые ресурсы, необходимые материальные ресурсы, вообще заложено множество параметров, синхронизация которых в реальном времени должна обеспечить за счёт современных технологий IT, вычисление суперкомпьютером, виртуальное моделирование и виртуальное прототипирование. Мы это можем себе позволить, поскольку самые мощные компьютеры в России установлены в Федеральном ядерном центре в Сарове, и мы высвобождаем часть этих мощностей для гражданских задач: обеспечение сегодня виртуального моделирования и целого ряда по изготовлению новых продуктов сделано не за два-три года, а за полгода, потому что не испытания и изготовление в железе, а виртуальное моделирование на компьютерной модели.
Это всё требует соответствующего настроя и мотивации людей. Это означает, что для нас крайне важна культура. Мы говорим не только о требованиях к технике безопасности, профессиональной квалификации, мы говорим о ценностных требованиях к людям, которые работают в атомной отрасли. Мы сформулировали для себя шесть базовых ценностей, которым должен соответствовать работник атомной отрасли. Это не значит, что нельзя работать в атомной отрасли, если ты какой-то из этих ценностей не соответствуешь полностью, но точно значит, что ты не сможешь развиваться в атомной отрасли, не сможешь делать карьеру и в кадровый резерв, не соответствуя этим ценностям, уже не попасть. Быть назначенным на новую должность, не соответствуя ценностям, будет невозможно.
А какие это ценности? Какие-то очевидные, такие как безопасность, безусловно, ответственность за результат, это наши ценности, которые всегда существовали со Средмаша в атомной отрасли. Мы добавили такие ценности, как уважение, подразумевая под ней уважение к отрасли, ветеранам, которые её создали, к людям, которые сегодня работают в атомной отрасли, уважение к заказчикам, партнёрам, для которых мы работаем. Мы добавили такие, в некотором смысле, новые ценности, такие как эффективность. Всё, что я сейчас говорю, это то, что нам нужно не просто решение, а наиболее эффективное решение, чтобы добиться максимального результата с минимальными затратами времени и любых ресурсов, не только денежных, но и людских. Командная работа - такая ценность есть, поскольку ни одно предприятие, ни один человек, не способны достичь итогового результата. Общий результат - это результат работы всей отрасли в целом.
Ну, и моя любимая ценность "На шаг впереди!". Она так странно звучит, но мы не смогли найти другой формулировки, которая выражала бы то, что мы хотим сделать. Всегда быть на шаг впереди относительно отрасли в целом, на шаг впереди - думать сегодня о том, что понадобится заказчику завтра, на шаг впереди - для самого себя. Если я что-то умею здорово и успокоился, то завтра я потеряю конкурентоспособность. Я каждый раз должен понимать, чему я смогу ещё научиться, что я могу сделать, чтобы оказаться на шаг впереди.
Всё, что я вам сейчас рассказывал – это как раз демонстрация той самой ценности "На шаг впереди!", потому что в 2010 г., когда мы поставили себе эту задачу, что судя по всему рынок будет меняться и для того, чтобы обеспечить развитие российской атомной отрасли и тот масштаб, который мы себе планировали, сделать вот этот переворот, поменяв внутренний и внешний рынки, и собрать 2/3 объёма работ на внешнем рынке. От нас этого никто не требовал, не было государственного задания, никто ещё из наших заказчиков не задавал вопроса про комплексную поставку, ещё "Фукусима" не наступила, но мы сами поставили себе эту цель, получили полную поддержку руководства страны и Правительства России, и на сегодняшний день, когда все эти события произошли, мы оказались готовы к этому. Мы перевыполнили свою задачу, законтрактив два блока в год за рубежом. Сегодняшний портфель контрактов – это вот сейчас, через неделю, возможно, я назову вам другую цифру, к концу года – третью. У нас идут непрерывные переговоры в разных странах. Наш портфель контрактов - 27 блоков за рубежом. Это я считаю только подписанные обязательства. В этих 27 нет восьми блоков в Южной Африке, хотя мы подписали соглашение о стратегическом партнёрстве, это ещё не контракт, это намерение вести сотрудничество. Здесь нет блоков, о которых мы ведём переговоры в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, Европе, здесь только те контракты, которые подписаны.
Мы увеличили свой портфель заказов за рубежом, стартовав с 20 с чем-то млрд., цель этого года – приблизиться к 100 млрд. Наш портфель заказов за рубежом - 98 млрд. сроком на десять лет. Вот цель, к которой мы идём сейчас, несмотря на все санкции. Задача, когда мы её ставили, казалась фантастической - с 73 до 98, потом добавились санкции, но тем не менее в логике эффективности этого стремления быть на шаг впереди думаю, что если ровно на 98 не выйдем, то точно приблизимся. Это даёт нам возможность того масштаба и потенциала развития, а результат, как я уже сказал, объём заказов и количество сооружённых в мире блоков ровно то, о чём мне в начале сказал мой коллега. Я тут ссылался на встречу на прошлой неделе с одним из лидеров европейской энергетики, и он мне сказал: Семь лет назад мы вас списали. Мы страшно ошибались, осознали это, и пересмотрели собственную стратегию. Вы не только не ушли с рынка, как нам казалось, вы стали лидерами рынка. Это результат, с которым в мировой энергетике все считаются, но это не значит, что мы можем успокоиться. Конкуренция крайне жёсткая, она будет только увеличиваться, появляются новые игроки на этом рынке и мы сегодня должны думать, где те самые шаги, которые надо сделать, чтобы оказаться на шаг впереди себя нынешних и наших конкурентов сегодня и завтра.
Спасибо, коллеги!