Что значит для бизнеса быть эффективным? Вопрос это, оказывается далеко не такой простой, и находится в центре дискуссий ученых-экономистов во всем мире. О том, какую компанию можно назвать действительно эффективной мы беседуем с заведующей кафедрой 63 финансового менеджмента ИФТЭБ НИЯУ МИФИ, доктором экономических наук, профессором Верой Когденко.

Интервью взято для рубрики «Голос науки».

Одной прибыли мало

– Итак, определение эффективности сегодня является предметом научных исследований?

– Эффективность экономических субъектов – это ключевой вопрос экономики, потому что экономика – это наука о том, как использовать ограниченные ресурсы для удовлетворения безграничных потребностей. То есть о том, как соотносится то, что на входе экономической системы с тем, что на выходе. Исследования эффективности начинаются с базовых показателей, это рентабельность, то есть прибыль к вложенным ресурсам, и далее следуют к современным показателям, которые разрабатываются в рамках стейкхолдерского подхода.

Где-то в 70-х годах прошлого века начала развиваться теория стейкхолдеров, согласно которой бизнес работает не только для своих мажоритарных акционеров, но и для всех заинтересованных лиц. Возникла она потому, что к этому моменту развитые страны и не только они столкнулись с тремя проблемами: замедление экономического роста, дифференциация доходов и деградация окружающей среды. Из этих трех проблем следовал тезис, что ориентироваться только на отдачу в виде прибыли на вложенные деньги невозможно, потому что это ведет к затуханию экономического роста. Так возникла теория стейкхолдеров, теория устойчивого развития, известные ESG-стратегии, которые предполагают разнообразные показатели эффективности. Возникла концепция, что экономика должна уйти от акционерного к стейкхолдерскому подходу, именно это может поддержать экономический рост и обеспечить повышение благосостояния общества, а не его отдельных групп.

– В МИФИ этим тоже занимаются?

– Да, конечно. Была защищена диссертация по сбалансированной системе показателей и факторам стоимости (к.з.н., доцент Парфенова М.Д., ИФТЭБ), в скором времени, я надеюсь, будет защищена диссертация по эффективности затрат на цифровизацию (Семенова Д.Ю., ФБИУКС). Аспирант кафедры (Чурбанов К.И., ИФТЭБ), занимается проблемой корректной оценки показателей устойчивого развития компании и их имплементации в стратегию. Проблема в том, что компании часто декларируют свои цели и достижения в области охраны окружающей среды, поддержки персонала, защиты социальных прав своих работников, но соответствующие международные стандарты не очень жесткие и поэтому информацию можно представлять разнообразным образом. Возникает вопрос, как всё это оценить объективно. От этой оценки зависит вывод о том, что компания следует устойчивому типу развития, то есть кроме интересов акционеров удовлетворяет интересы и заинтересованных лиц, а это и общество, и государство, и регион присутствия, и персонал, то есть масса заинтересованных лиц, или компания следует старой концепции развития, концепции техногенного роста, когда всё сориентировано на получение прибыли без учета интересов стейкхолдеров.

– То есть прибыль, можно сказать, разочаровала как показатель эффективности?

– Если у компании сверхвысокая прибыльность, это не всегда означает, что она хорошо работает, что там очень эффективный менеджмент. Вернее, он может быть одновременно и очень эффективным, но одновременно компания может иметь монопольную власть и таким образом завышать цены, получая сверхприбыль, может иметь административный ресурс или использовать уникальные месторождения природных ресурсов. Также бизнес может повышать эффективность, не осуществляя расходы, требующиеся для предотвращения негативных последствий, в том числе загрязнения среды. То есть предприятие может переносить свои затраты на окружающую среду – и за счет этого тоже будет повышаться эффективность. Кроме того, причиной высокой прибыли может быть политическая власть, которая дает возможность продвигать решения, выгодные именно этой отрасли или этому бизнесу. Бывает, что показатели рентабельности капитала больше 100%, то есть ежегодно компания получает прибыль, сопоставимую с вложенными деньгами, но это не всегда говорит о том, что компания объективно эффективна, и эта эффективность способствует развитию страны.

Бизнес и национальные интересы

– А как узнать, что способствует развитию страны?

– Здесь мы выходим на ключевую проблему: каковы национальные интересы, насколько выгодно, чтобы, например, добывающие компании были сверхэффективны, особенно с учётом того, куда дальше эта прибыль направляется – на развитие бизнеса или выводится в виде дивидендов, тем более, что раньше, до санкций, и проводимой сейчас антисанкционной политики, она в значительных размерах выводилась в зарубежные офшоры. Может оказаться, что высокая эффективность конкретного бизнеса реальной пользы для экономики страны не приносит. В этом проблема показателей эффективности. В нашей стране, к сожалению, до антисанкционной политики, сложилась так называемая экспортно-ориентированная модель, где эффективным был добывающий и транзакционный секторы, а обрабатывающая промышленность была в достаточно неблагополучном состоянии.

– Сейчас ситуация меняется к лучшему?

– Благодаря санкциям, благодаря той политике, которую Россия была вынуждена проводить в ответ на эти санкции, эффективность и рост обрабатывающего сектора и особенно высокотехнологичных отраслей, в том числе ИКТ и электроники, стала заметно повышаться.

Почему это важно? Потому что кроме проблемы эффективности, проблемы как использовать ограниченные ресурсы, есть еще проблема – в какие отрасли направляются эти ограниченные ресурсы, какие отрасли развиваются быстрее, какие отрасли действительно поддерживают и ускоряют экономический рост страны, обеспечивают технологический суверенитет.

И здесь важна теория технологических укладов, основы которой разработал русский ученый-экономист Николай Кондратьев. Уклады сменяют друг друга, и в каждом укладе есть доминирующее ядро, то есть те отрасли, которые формируют этот уклад. И важно, чтобы эффективными и растущими были именно те отрасли, которые являются ядром нового, а не уходящего уклада. Старый уклад, который пока ещё доминирует в России – четвертый, это нефть, металлургия, а новый — это электроника, IT, робототехника, биотехнологии, др. И важно, чтобы именно эти отрасли развивались ускоренными темпами, имели эффективность не ниже традиционных отраслей экономики, чтобы они могли привлекать инвестиции, людей, и успешно развиваться. И только государственная промышленная политика, ориентированная на национальные интересы, может обеспечить такой переход к новым укладам. В этом случае экономика страны будет расти, потому что, решение локальных задач конечно важно, и конечно важно, чтобы бизнес был успешен, но еще важнее, чтобы это все выливалось в успех страны, а не оставалось на уровне отдельных бизнесов и их владельцев.

Поколения показателей

–В теориях менеджмента, в исследованиях эффективности есть тоже какие волны моды. Когда-то все говорили про менеджмент Тойоты, про бережливое производство. А что сейчас в моде? Какие сейчас последние тенденции в научной литературе?

– Поскольку мы говорим о метриках эффективности, могу сказать, что следом за базовыми показателями рентабельности, пришли ключевые показатели эффективности, сбалансированная система показателей, показатели создания стоимости, нефинансовые показатели, которые информируют уже не о текущей прибыли, а о развитии бизнеса и о будущих денежных потоках, которые он сгенерирует. Есть определенные инструменты, которые позволяют оценить будущие денежные потоки и сказать: сейчас компания имеет невысокую прибыль, поскольку ресурсы направлены на инвестиции и развитие, и поэтому в будущем денежный поток будет расти и стоимость бизнеса также будет расти. Разрабатываются многочисленные показатели устойчивого развития, и именно они считаются сейчас наиболее актуальными метриками эффективности. Можем посмотреть, например, на платежи компании, посмотреть, какая доля сгенерированной стоимости идет акционерам, персоналу, бюджету, поставщикам, то есть всем заинтересованным лицам, и понять, в чьих интересах работает бизнес. Также здесь важна оценка того, что является фундаментальной основой устойчивого развития — эффект декаплинга. Он заключается в том, что объем производства и реализации должен расти, при этом потребление ресурсов, их добыча, должна расти более низкими темпами. А вот негативные последствия — стоки, выбросы, отходы, травматизм — должны, наоборот, снижаться. Декаплинг – это «рассогласование трендов», он как раз показывает, что рост объема производства, а значит благосостояния, опережает потребление ресурсов и тем более опережает негативные последствия роста.

Экономика отходит от классических метрик, которые исчисляются в деньгах, к тем метрикам, которые имеют нефинансовый смысл, но которые не менее важны.

– Раньше говорили, что есть единое понятие ума, теперь говорят, что есть эмоциональный интеллект, социальный интеллект, математический интеллект и так далее. И эффективность теперь разная: есть социальная эффективность, финансовая эффективность, экологическая эффективность?

– Да, абсолютно точно, и концепция ESG – она как раз о том, что даже если компания показывает финансовую эффективность, это не будет гарантировать устойчивого роста. Поэтому нужна, конечно, и социальная эффективность. Этот показатель стыкуется с вопросами производительности труда, которые, безусловно, актуальны для России, с вопросами условий труда, травматизма.

Ключевые вопросы экологической эффективности — ресурсоемкие или ресурсосберегающие технологии используются в производстве, достигается ли эффект декаплинга.

И есть еще корпоративная эффективность — это самый сложный вопрос в оценке эффективности, потому что здесь речь идет об эффективности управления бизнесом, о его прозрачности, о защищенности интересов стейкхолдеров, тех же миноритарных акционеров, которые зачастую ущемляются. И если социальную и экологическую эффективность бизнеса мы можем измерить, то корпоративную эффективность измерить достаточно сложно, и здесь, на мой взгляд, один из важнейших критериев - это инвестиционная и инновационная политика компании, это решения менеджмента верхнего уровня о том, куда направить сгенерированные бизнесом денежные потоки.

Охота на информацию

– Стал ли искусственный интеллект фактором повышения эффективности?

– Безусловно. Проблема только в том, что очень сложно оценить влияние на эффективность отдельных факторов. При этом для разных отраслей роль этих технологий различна. Если мы берем добывающие компании, то, конечно, они используют технологии предиктивной аналитики и искусственного интеллекта во всех направлениях деятельности: и ремонты, и персонал, и безопасность, и финансы, и взаимодействие с клиентами и поставщиками у них охвачены этими технологиями, но основной фактор для них — это не искусственный интеллект, а цены на их продукцию: нефть, уголь, металл.

– Можно ли назвать автора, являющегося классиком для тех концепций, которые мы с вами обсуждаем?

– Знаковой является книга Эдварда Фримена «Стратегический менеджмент: подход с точки зрения заинтересованных сторон» 1984 года, это фундаментальный труд, но вся эта теория постепенно трансформируется, появляются ее приложения к практике, разрабатываются стандарты того, как компания должна фиксировать релевантную информацию, как она должна строить свою политику, как это имплементируется в корпоративную стратегию. Здесь есть большой спектр исследований и, в России и в других странах. Я считаю, что сейчас это направление актуально, и как раз такие исследования ведутся на нашей кафедре.

Беседовал Константин Фрумкин, пресс-служба МИФИ